Неточные совпадения
— Я очень рада буду, если вы
поедете. Я бы так хотела вас видеть
на бале.
— Вы
поедете на этот
бал? — спросила Кити.
Что ж? умереть так умереть! потеря для мира небольшая; да и мне самому порядочно уж скучно. Я — как человек, зевающий
на бале, который не
едет спать только потому, что еще нет его кареты. Но карета готова… прощайте!..
Бывало, он еще в постеле:
К нему записочки несут.
Что? Приглашенья? В самом деле,
Три дома
на вечер зовут:
Там будет
бал, там детский праздник.
Куда ж поскачет мой проказник?
С кого начнет он? Всё равно:
Везде поспеть немудрено.
Покамест в утреннем уборе,
Надев широкий боливар,
Онегин
едет на бульвар,
И там гуляет
на просторе,
Пока недремлющий брегет
Не прозвонит ему обед.
Что ж мой Онегин? Полусонный
В постелю с
бала едет он:
А Петербург неугомонный
Уж барабаном пробужден.
Встает купец, идет разносчик,
На биржу тянется извозчик,
С кувшином охтенка спешит,
Под ней снег утренний хрустит.
Проснулся утра шум приятный.
Открыты ставни; трубный дым
Столбом восходит голубым,
И хлебник, немец аккуратный,
В бумажном колпаке, не раз
Уж отворял свой васисдас.
Час
ехать спать ложиться;
Коли явился ты
на бал,
Так можешь воротиться.
Андрей часто, отрываясь от дел или из светской толпы, с вечера, с
бала ехал посидеть
на широком диване Обломова и в ленивой беседе отвести и успокоить встревоженную или усталую душу, и всегда испытывал то успокоительное чувство, какое испытывает человек, приходя из великолепных зал под собственный скромный кров или возвратясь от красот южной природы в березовую рощу, где гулял еще ребенком.
На балы если вы
едете, то именно для того, чтобы повертеть ногами и позевать в руку; а у нас соберется в одну хату толпа девушек совсем не для
балу, с веретеном, с гребнями; и сначала будто и делом займутся: веретена шумят, льются песни, и каждая не подымет и глаз в сторону; но только нагрянут в хату парубки с скрыпачом — подымется крик, затеется шаль, пойдут танцы и заведутся такие штуки, что и рассказать нельзя.
В Казани я сделала первый привал,
На жестком диване уснула;
Из окон гостиницы видела
балИ, каюсь, глубоко вздохнула!
Я вспомнила: час или два с небольшим
Осталось до Нового года.
«Счастливые люди! как весело им!
У них и покой, и свобода,
Танцуют, смеются!.. а мне не знавать
Веселья… я
еду на муки!..»
Не надо бы мыслей таких допускать,
Да молодость, молодость, внуки!
Сели опять в ту же двухсестную карету и
поехали, и государь в этот день
на бале был, а Платов еще больший стакан кислярки выдушил и спал крепким казачьим сном.
Поехал и мой отец, но сейчас воротился и сказал, что
бал похож
на похороны и что весел только В.**, двое его адъютантов и старый депутат, мой книжный благодетель, С. И. Аничков, который не мог простить покойной государыне, зачем она распустила депутатов, собранных для совещания о законах, и говорил, что «пора мужской руке взять скипетр власти…».
Настеньке сделалось немножко страшно, когда Петр Михайлыч объявил ей, что они
поедут к генеральше
на бал; впрочем, ей хотелось.
— Ах, да, знаю, знаю! — подхватила та. — Только постойте; как же это сделать? Граф этот… он очень любит меня, боится даже… Постойте, если вам теперь
ехать к нему с письмом от меня, очень не мудрено, что вы затеряетесь в толпе: он и будет хотеть вам что-нибудь сказать, но очень не мудрено, что не успеет. Не лучше ли вот что: он будет у меня
на бале; я просто подведу вас к нему, представлю и скажу прямо, чего мы хотим.
— По распоряжению начальника училища сегодня наряжены
на бал, имеющий быть в Екатерининском женском институте, двадцать четыре юнкера, по шести от каждой роты. От четвертой роты
поедут юнкера...
— Не могу, мои красавицы. Сказано в премудростях царя Соломона: время строить и время разрушать, время старому гусару Олсуфьеву танцевать
на балу и время
ехать домой спатиньки.
— А подле Спасова-с, в В—м монастыре, в посаде у Марфы Сергевны, сестрицы Авдотьи Сергевны, может, изволите помнить, ногу сломали, из коляски выскочили,
на бал ехали. Теперь около монастыря проживают, а я при них-с; а теперь вот, изволите видеть, в губернию собрался, своих попроведать…
— Никаких определенных дней не было, — отвечал гнусливо камер-юнкер, — а случалось обыкновенно так, что
на каком-нибудь
бале, очень скучном, по обыкновению, молодые дамы сговаривались с молодыми людьми повеселей потанцевать и поужинать, и для этого они
ехали в подговоренный еще прежде дом…
Между тем Рамзаев, хоть Екатерина Петровна находилась в открыто враждебных отношениях со своим супругом, а его благодетелем, тем не менее счел себя обязанным
ехать в Синьково и пригласить ее
на свои
балы. Таковое приглашение он адресовал и камер-юнкеру, с которым его познакомила Екатерина Петровна, немножко приврав и довольно внушительно произнеся...
— И чем тебе худо у матери стало! Одет ты и сыт — слава Богу! И теплехонько тебе, и хорошохонько… чего бы, кажется, искать! Скучно тебе, так не прогневайся, друг мой, —
на то и деревня! Веселиев да
балов у нас нет — и все сидим по углам да скучаем! Вот я и рада была бы поплясать да песни попеть — ан посмотришь
на улицу, и в церковь-то Божию в этакую мукреть
ехать охоты нет!
— Вы точно сказочная царевна, — промолвил наконец Литвинов, — или нет: вы, как полководец перед сражением, перед победой… Вы не позволили мне
ехать на этот
бал, — продолжал он, между тем как она по-прежнему не шевелилась и не то чтобы не слушала его, а следила за другою, внутреннею речью, — но вы не откажетесь принять от меня и взять с собою эти цветы?
В тот самый день, как Эльчанинов
ехал к графу, у того назначен был
бал,
на котором хозяйкою должна была быть Клеопатра Николаевна. Пробило семь часов. Эльчанинов первый подъехал к графскому крыльцу.
—
На бал, что ли, они куда
едут праздновать кончину матери? — спросила она, обращаясь к ключнице.
—
На бал, что ли,
едете с супругой-то? — продолжала она, обращаясь к Павлу.
— Знаете ли, — сказала дама с несколько даже трогательным выражением лица, — я бы хотела…
на ней теперь платье; я бы, признаюсь, не хотела, чтобы она была в платье, к которому мы так привыкли; я бы хотела, чтоб она была одета просто и сидела бы в тени зелени, в виду каких-нибудь полей, чтобы стада вдали или роща… чтобы незаметно было, что она
едет куда-нибудь
на бал или модный вечер. Наши
балы, признаюсь, так убивают душу, так умерщвляют остатки чувств… простоты, простоты чтобы было больше.
На Фоминой, когда мы уже собирались
ехать, все было уложено, и муж, делавший уже покупки подарков, вещей, цветов для деревенской жизни, был в особенно нежном и веселом расположении духа, кузина неожиданно приехала к нам и стала просить остаться до субботы, с тем чтоб
ехать на раут к графине Р. Она говорила, что графиня Р. очень звала меня, что бывший тогда в Петербурге принц М. еще с прошлого
бала желал познакомиться со мной, только для этого и
ехал на раут и говорил, что я самая хорошенькая женщина в России.
Я
поехал покойнее и хотя сомневался, чтобы он сдержал слово, но нечем было переменить: гости все званы были прямо в эту деревню и у меня в виду не было другого места для
бала. Положась
на честь брата Петруся, я удалял беспокойные мысли.
— Поверите ли, я так занят, — отвечал Горшенко, — вот завтра сам должен докладывать министру; — потом надобно
ехать в комитет, работы тьма, не знаешь как отделаться; еще надобно писать статью в журнал, потом надобно обедать у князя N, всякий день где-нибудь
на бале, вот хоть нынче у графини Ф. Так и быть уж пожертвую этой зимой, а летом опять запрусь в свой кабинет, окружу себя бумагами и буду ездить только к старым приятелям.
Я
на бале у дяди был представлен ее матери и, несколько дней спустя, в первый раз
поехал к ним.
В 1800-х годах, в те времена, когда не было еще ни железных, ни шоссейных дорог, ни газового, ни стеаринового света, ни пружинных низких диванов, ни мебели без лаку, ни разочарованных юношей со стеклышками, ни либеральных философов-женщин, ни милых дам-камелий, которых так много развелось в наше время, — в те наивные времена, когда из Москвы, выезжая в Петербург в повозке или карете, брали с собой целую кухню домашнего приготовления,
ехали восемь суток по мягкой, пыльной или грязной дороге и верили в пожарские котлеты, в валдайские колокольчики и бублики, — когда в длинные осенние вечера нагорали сальные свечи, освещая семейные кружки из двадцати и тридцати человек,
на балах в канделябры вставлялись восковые и спермацетовые свечи, когда мебель ставили симметрично, когда наши отцы были еще молоды не одним отсутствием морщин и седых волос, а стрелялись за женщин и из другого угла комнаты бросались поднимать нечаянно и не нечаянно уроненные платочки, наши матери носили коротенькие талии и огромные рукава и решали семейные дела выниманием билетиков, когда прелестные дамы-камелии прятались от дневного света, — в наивные времена масонских лож, мартинистов, тугендбунда, во времена Милорадовичей, Давыдовых, Пушкиных, — в губернском городе К. был съезд помещиков, и кончались дворянские выборы.
— Спасибо, батюшка, — сказал граф, сразу угадав тот род отношений, который должен был установиться между ними, трепля по плечу кавалериста, — спасибо. Ну, так и
на бал поедем, коли так. А теперь что будем делать? Рассказывай, что у вас в городе есть: хорошенькие кто? кутит кто? в карты кто играет?
— Нет, какое, — говорит, — способностей нет, ничего не занимается, потому что некогда: все по маскарадам да по
балам маменька возит, танцует как большой; одна шуба, говорит, у него, папенька, лучшая во всей гимназии — хорьковая, с бобровым воротником, у директора этакой нет,
на вицмундире сукно меньше как в двадцать рублей не носит, а штатского-то платья сколько! Все в сюртуках да во фраках щеголяет. Лошадь у него отличная, чухонские сани с полостью, и, когда в гимназию
едет, всегда сам правит.
Он решительно обомлел, пораженный ее красотой, и долгое время не находил слов в ответ
на бойкие вопросы молодой американки, а после
бала сочинял
на корвете стихи,
на другой день
поехал с визитом к родителям мисс Клэр и затем зачастил, зачастил…
Мы наряжались
на святках. Когда стали перед обедом переодеваться, я залюбовался собою в зеркало: с наведенными китайскою тушью бровями и карминовым нежно-красным румянцем
на щеках я был просто очарователен. Вечером мы
ехали на детский
бал к Ладовским. И у меня мелькнуло: брови-то необходимо смыть, — сразу заметят, а румянец
на щеках оставлю. Кто заметит? Ну, а заметят, — скажу...
Надевался обыкновенно белый пеньюар, вышитый или с кружевами,
на шелковом цветном чехле, затем пышный чепчик с бантами, шелковые чулки, непременно телесного цвета, и белые башмаки с лентами, которые завязывались, а бантики тщательно расправлялись, как будто бы графиня
ехала на какой-нибудь
бал.
Из Кашины они
едут с визитами; из гостиных разных палаццо спешат в театр, а из театра снова в палаццо
на бал и раут.
Из церкви молодые
поехали в дом «власть имущей в Москве особы», где состоялся роскошный
бал,
на котором государыня пленила всех своею милостивою веселостью.
Не
ехать было нельзя. Еще за неделю до сегодняшнего дня он был приглашен
на большой
бал, даваемый сенатором Гоголицыным в день своей серебряной свадьбы.
Наташа
ехала на первый большой
бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены
на то, чтоб они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей.
На графине должно было быть масака́ бархатное платье,
на них двух белые дымковые платья
на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны à la grecque. [по-гречески.]
Когда после холостого ужина он, с доброю и сладкою улыбкой, сдаваясь
на просьбы веселой компании, поднимался, чтоб
ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики.
На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n’a pas de sexe», [Он прелестен, он не имеет пола,] говорили про него.
Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было
на вчерашнем
бале, и спрашивала, когда он
едет.
Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (чтó ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов
на пари бил, что продаст за две тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот
бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим
бал своей панне Боржозовской, — он знал, что надо
ехать из этого ясного, хорошего мира куда-то туда, где всё было вздор и путаница.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда-то, кто говорил, что он верно опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было, и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и
поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович
на балу у генерала Кикина, что должно быть и Ермолов там.
Он говорил об академии, куда
поедет учиться Николай Иванович; он тихо и загадочно шептал о какой-то красивой и хорошей девушке, которая его полюбит; он рисовал живые картины веселого шумного
бала,
на котором стройный офицер с затянутой талией ловко отбивает такт мазурки и ведет остроумную и интересную беседу.
На другой день князь Андрей
поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство
на последнем
бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.